образовательно-доверительный сайт


Любовь и юмор. С. Воркачев

Сергей Григорьевич Воркачев.
Об авторе: Сергей Григорьевич Воркачев. Доктор филологических наук, профессор, действительный член Нью-Йоркской академии наук, заведующий кафедрой научно-технического перевода Кубанского государственного технологического университета

На нашем сайте опубликовано три главы из монографии С. Г. ВОРКАЧЕВА «ЛЮБОВЬ КАК ЛИНГВОКУЛЬТУРНЫЙ КОНЦЕПТ»

Любовь и смысл жизни. С. Воркачёв

Любовь и юмор. С. Воркачёв

Красота и любовь. С. Воркачев

Можно допустить, что «смеховое» отношение к лингвоконцептам мировоззренческим универсалиям представляет собой в значительной мере их погружение в контекст своего рода «карнавализации» – временного ценностного обращения, когда высшее становится низшим и наоборот.

Взгляды на природу и сущность комического со времен Платона и Аристотеля практически не изменились: и сегодня «Смешное – это какая-нибудь ошибка или уродство, не причиняющее страданий и вреда... Это нечто безобразное и уродливое, но без страдания» (Аристотель 1998: 1070). В современной формулировке комическое – прежде всего некоторое отклонение от нормы (несоответствие, несообразность, несуразность, нелепость), не угрожающее личной безопасности познающего субъекта (Дземидок 1974: 56). Несмотря на «природу Протея» (Ж.-П. Рихтер) комического – способность принимать любую игровую личину – его объект отнюдь не универсален: с одной стороны он ограничивается страхом (в сталинскую эпоху анекдотов о Сталине не было), с другой – наличием «святого» – ценностей, не подлежащих осмеянию ни при каких обстоятельствах. Так же, как и без малого две с половиной тысячи лет назад, описание комического в терминах несоответствия норме и отсутствия угрозы дефиниционно необходимо, но не достаточно, поскольку не охватывает всех случаев возникновения комического эффекта и не позволяет отделить смешное от удивительного, уродливого или отвратительного.

Возможность дефиниционной полноты категории комического, как представляется, во многом зависит от её формального и содержательного видового деления. Прежде всего, собственно комическое отделятся от смешного по признаку утверждения положительного эстетического идеала, отделяющего юмор от зубоскальства и пошлости: многим смешон и кирпич, падающий на голову, и армейский «велосипед» – пробуждение в казарме с кусками горящей газеты между пальцами ног. С другой стороны, смешное различается по задействованным способам реализации: шутка может быть предметной – in rebus (practical joke, розыгрыш, le poisson d’avril – «первоапрельская шутка») и символической, исполняемой при помощи знаковых, языковых средств – in verbis – концептуальной (не зависящей от системы выразительных средств конкретного языка и переводимой с языка на язык) или чисто вербальной, каламбурной (Ср. противопоставление шутки предметной и шутки языковой в: Санников 1999: 30–32).

Обязательным признаком знаковой, языковой (концептуальной и вербальной) шутки является присутствие в тексте второго смыслового плана, связанного с первым ассоциативными и/или выводными отношениями (Санников 1999: 20–21). Тем самым по своему логическому механизму языковое остроумие стоит в одном ряду с метафорой и, вырастая из сравнения и конкретного образа, во многих случаях строится на сближении в обычной ситуации разведенных понятий (Пинский 1983: 265).

Также обязательным признаком языкового остроумия является, очевидно, сознательное нарушение норм вероятностного прогноза, вызывающее эффект «обманутого ожидания» («Острота – это неожиданное бракосочетание двух идей, которые до свадьбы даже не были знакомы» – Марк Твен), когда изначально мало вероятные ассоциации при переходе от одного плана текста к другому переводятся в доминирующие (Налимов 1974: 110), что определяет «одноразовость» шутки, утрачивающей свой юмор при повторении: смех в анекдоте о том, как в сумасшедшем доме пациенты пронумеровали анекдоты, вызывает прежде всего то, что они смеялись при одном названии номера анекдота, содержание которого им было уже заранее известно. Кстати, сумасшедшие над анекдотами смеются, наверное, только в анекдотах, поскольку по данным психиатрии у людей, больных шизофренией, все смысловые ассоциации вербального знака равновероятны и каких-либо неожиданностей и, тем самым, юмора для них здесь в принципе быть не может (Налимов 1974: 110).

Комическое в зависимости от жанровой принадлежности (юмор, ирония, сатира) и способа реализации обладает различным набором социокультурных функций: людической (эстетической) – стремления развлечь и развлечься, терапевтической – освобождения внутренней энергии, снятия напряжения, гармонизации отношения к миру, катартически-терапевтической – снятия угрозы с помощью психологической разрядки, агрессивной – средством нападения, деструктивной – разрушения отживших ценностей и освобождения сознания от всякого рода «чудищ» и химер, конструктивной – утверждения положительных идеалов, воспитательной – сохранения нравственных и культурных норм и идеалов, самоутверждения – стремления доказать превосходство собственного интеллекта, маскировочной – позволяющей обойти цензуру, девиативной (защитной) – уклонения от серьезного обсуждения предмета – и противоположной ей пенетративной – проникновения сквозь психологические барьеры, устанавливаемые сознанием на пути обсуждения серьезных проблем, эвристической – постижения внутренних противоречий предмета («Юмор приводит в действие механизм мысли» – Марк Твен), информативной («Много правды говорится в шутку» – Свифт), социализирующей – свидетельством групповой и этнической общности и, вероятно, другими (см.: Кулинич 1999: 25–28; Иванова).

«Смеховая культура» – отношение к комическому и чувство юмора – наверное как ничто другое связаны с индивидуальным и групповым менталитетом: «ни в чем так не обнаруживается характер людей, как в том, что они находят смешным» (И. В. Гёте), и «при отсутствии других средств характер человека никогда нельзя понять вернее, чем по той шутке, на которую он обижается» (Г. Лихненберг). Как представляется, совокупность ценностных и поведенческих установок и стереотипов, составляющая менталитет личности и нации, в полной мере определяет норму и возможные от неё отклонения – ту «ширину угла» (Т. Уайлдер), под которым мы рассматриваем свои и чужие поступки. Можно предполагать, что именно от особенностей национального характера и культуры зависит толерантность к выбору объекта насмешки и «порог чувствительности» юмора.

Как отметил еще Аристотель, чувство юмора присуще лишь человеку и, в зачаточном состоянии, может быть, его «присным»: человекообразным обезьянам и некоторым домашним животным. Комическое так или иначе всегда связано с человеком (Пропп 1997: 37–38), его личностью и личной сферой – смеются исключительно люди над людьми.

В качестве текстового материала для описания комического восприятия концепта «любовь» и «счастье» использовались сборники афоризмов и анекдотов, ответы респондентов на вопрос «Что такое на ваш взгляд любовь/счастье?» и соответствующие сайты в Интернете.

Любовь, как и прочие универсалии духовной культуры, связана с системой ценностных ориентиров личности и предполагает существование идеала, который может целиком приниматься либо целиком отвергаться. Может быть, именно поэтому юмор в отношении духовной составляющей этого межличностного чувства создает у шутников комплекс вины: «Находить юмор в любви, конечно, грешно. Но говорить о мужчинах и женщинах, населяющих её, возможно» (Жванецкий). Отрицание идеальной стороны любви оставляет в качестве объекта остроумия единственно её плотскую сторону и превращает юмор в пошлую шутку – «Любовь, желающая быть только духовной, становится тенью; если же она лишена духовного начала, то она пошлость» (Сенкевич). В то же самое время, можно отметить, что, по наблюдениям Анны Вежбицкой, наличие в языковом сознании самого концепта «пошлость» уже является свидетельством существования в нем в качестве фона «настоящего идеала». Шутки по поводу «телесного низа» любовных отношений составляют «топик», наверное, в любой этнической культуре, однако примеры собственно юмора – смеси «печали и удовольствия» (Платон) – в отношении духовной составляющей любви относительно немногочисленны.

Шутки о любви принадлежат в основном речевым жанрам анекдота и философского афоризма, однако, если в анекдоте «смех ума» вполне различим и вызывается преимущественно ироническим обыгрыванием многозначности «имен любви» («Милый, ты меня любишь? – А что я, по-твоему, делаю?»; «Какая самая чистая любовь? – После бани»), то в афористике просматривается в лучшем случае «улыбка ума», окрашенная грустью, а зачастую и просто грусть («Если любовь не может защитить от смерти, то, по крайней мере, примиряет с жизнью» – Сенкевич; «Когда нет того, что любишь, приходится любить то, что есть» (Корнель); «Нет ничего более ненужного на свете, чем любовь женщины, которую не любишь» – Нагибин).

Тематика «любовного юмора» по большей части сопоставима с периферийной частью семантики концепта «любовь» и обыгрывает такие его признаки, как меркантильность, амбивалентность, патологичность, утрата способности к здравому суждению, обман и самообман (см.: Воркачев 2003: 46–49, 62). Кроме того, вышучиваются возрастные и гендерные особенности любовных отношений, а также юмористически воспроизводится нигилистическая, «разоблачительная» установка неприятия любви вообще.

В принципе, в основании любви лежит половая дифференциация и гендерные различия «мужчин и женщин, населяющих её» составляют предмет большей части «любовного юмора». Противопоставляются мужской и женский подход к любви и гендерно обусловленные стереотипы: «Любовь – история в жизни женщины и эпизод в жизни мужчины» (Рихтер); «Женщины говорят о любви и молчат о любовниках, мужчины – наоборот» (Цветаетва); «Женщина знает смысл любви, а мужчина её цену» (Марти Ларни); «Мужчины предают из ненависти, женщины – из любви» (Сафир); «Когда мужчины наконец убедили женщин, что любовь – это грех, одни женщины пошли в монастырь, другие вышли на панель» (Штейнхаус). С «мужской колокольни» подчеркиваются психологические особенности женской любви: «Когда женщина влюбляется впервые, она любит своего любовника; в дальнейшем она любит уже только любовь» (Ларошфуко); «Женщины любят нас за наши недостатки. Если у нас их окажется достаточное количество, они готовы все нам простить, даже наш гигантский ум» (Уайльд); «Женщины любят побежденных, но изменяют им с победителями» (Уильямс); «Женская ненависть, собственно, та же любовь, только переменившая направление» (Гейне); «Женщина может любить гораздо сильнее мужчины. Интеллект в её жизни вообще не играет роли» (Гитлер). Иронически вышучивается мужская любовь: «Любовь – это заблуждение, будто одна женщина отличается от другой» (Менкен); «Любовь – это попытка мужчины удовлетвориться одной-единственной женщиной» (Жеральди); «Гораздо легче любить всех женщин, чем одну-единственную» (Рей); «Любимая женщина – та, которая может причинить вам больше страданий, чем любая другая» (Рей).

Может быть, не менее часто вышучивается меркантильный, товарно-денежный подход к любовным отношениям: «Будет ли любовь при коммунизме? – Не будет денег, не будет и любви»; «Парижский мальчишка спрашивает отца: «Папа, что такое любовь? Немного подумав, отец отвечает: «Это понятие, сынок, придумали русские, чтобы женщинам не платить»; «Она полюбила меня за деньги, т.е. за то, что я люблю в себе меньше всего» (Чехов); «Купи собаку. Это единственный способ купить любовь за деньги» (Пшекруй); «Главное различие между любовью за деньги и бескорыстной любовью заключается в том, что любовь за деньги дешевле» (Франсис); «Великим открытием нынешнего века является применение к чувствам экономических процедур: во избежание хлопот по приобретению любви избран упрощенный способ покупки её готовой» (NN). Любовь уподобляется коммерческому предприятию: «Любовь – самая рискованная торговля, оттого-то банкротства в ней столь часты» (Ланкло); «Любовь – это рискованное предприятие, которое неизменно кончается банкротством; кто им разорен, тот вдобавок еще и опозорен» (Шамфор); «Уважение и любовь – капиталы, которые обязательно нужно куда-нибудь поместить. Потому их обычно уступают в кредит» (Ижиковский). Обыгрывается «материальная составляющая» любовных отношений: «Любовь – это хорошая вещь, но золотой браслет остается навсегда («Джентльмены предпочитают блондинок»); «Любовь начинается со слияния душ и тел, а кончается разделом имущества» (Сервус); «Люди со средствами думают, что главное в жизни – любовь; бедняки знают точно, что главное – деньги» (Бренан); «Ты когда-нибудь видел женщину, которая любила бы бедняков?» (Паньоль).

Довольно часто юмористически обыгрывается воздействие (преимущественно отрицательное) любви на интеллектуальные способности человека: «Любовь – единственная глупость мудрого и единственная мудрость глупого» (NN); «В любви теряют рассудок, в браке же его замечают» (Сафир); «Первая любовь требует лишь немного глупости и много любопытства» (Шоу); «Разве любовь имеет что-либо общее с умом» (Гёте); «Любовь – единственная возможность для дурака вырасти в собственных глазах» (Бальзак); «Любовь – торжество воображения над рассудком» (Карди); «Любовь заставляет уверовать в то, в чем больше всего следует сомневаться» (Жеральди).

Практически с той же частотой обыгрывается «патологическая метафора», уподобляющая любовь болезни: «Любовь – как прилипчивая болезнь: чем больше её боишься, тем скорее под-хватишь» (Шамфор); «Любовь подобна кори: чем позже она приходит, тем опаснее» (Джебран); «Что такое любовь? Это – зубная боль в сердце» (Гейне); «Любовь – последняя и самая тяжелая детская болезнь» (NN); «С любовью происходит то же, что с оспою: кто в молодости не любит, тот редко испытывает любовь или не испытывает её вовсе» (Коцебу); «Лучшее средство от любви – другая болезнь» (NN); «Любовь – заболевание нежностью» (Круглов).

Несколько реже обыгрывается «плутовская» и «людическая» метафоры любви: «Любовь способна обманывать даже обманщиков» (Маргарита Наваррская); «Любовь – игра, в которой всегда плутуют» (Бальзак); «Любовь – игра, в которой обманывают оба» (Хау); «Любовь – это игра в карты, в которой блефуют оба: один, чтобы выиграть, другой, чтобы не проиграть» (Ренье); «Влюбленность начинается с того, что человек обманывает себя, а кончается тем, что он обманывает другого» (Уайльд).

Изредка юмористически обыгрывается «возрастной ценз» в любви, её ресурсность: «Пожилому человеку не везет не столько в любви, сколько в возрасте» (Дон-Аминадо); «Возраст – лучшее лекарство от любви» (Генин); «Верность в любви – это всецело вопрос физиологии, она ничуть не зависит от нашей воли. Люди молодые ходят быть верны – и не бывают, старики хотели бы изменять, но где уж им!» (Уайльд).

Языковые средства передачи комического в любви не являются специфическими: это все то же обыгрывание омонимии, паронимии и полисемии, «буквализация» фразеологизмов, этимологизация, контаминация штампов, скрытое цитирование, каламбур, использование стилистических приемов и «риторических фигур» (антитеза, параллелизм, аллюзия, гипербола, травестия, пародия) и пр. (Санников 1999).

Из стилистических приемов здесь чаще всего встречается антитеза – «фигура контраста»: «Мужчины предают из ненависти, женщины – из любви» (Сафир); «Женщины знают смысл любви, мужчины – её цену» (Марти Ларни); «Любовь начинается со слияния душ и тел, а кончается разделом совместно нажитого имущества» (Сервус); «Женщины говорят о любви и молчат о любовниках, мужчины – наоборот» (Цветаева); «Любовь – история в жизни женщины и эпизод в жизни мужчины» (Рихтер); «Слава есть любовь, доступная немногим; любовь есть слава, доступная всем» (Ландау); «Мы мысленно возвращаемся к первой любви, чтобы покончить с последней» (Лешек Кумор); «Любовь начинается идеалом, а кончается одеялом» (NN); «Любовь начинается с больших чувств, а кончается маленькими ссорами» (Моруа); «Если любовь не может защитить от смерти, то, по крайней мере, примиряет с жизнью» (Сенкевич); «Любовь, занимающая в жизни лишь небольшой уголок, занимает в театре всю сцену» (Жюль Ренар); «Любовь – это такое явление, которое, укорачивая жизнь каждому человеку в отдельности, удлиняет её человечеству в целом» (Кривин); «Любовь – это игра, в которой проигрывает он, проигрывает она, а выигрывает только человеческий род» (Прево); «Нас любят скорее за привлекательные недостатки, чем за существенные достоинства» (Ланкло).

Безусловно, комическое – это, прежде всего, «игра со смыслом» (Бергсон), вернее, со смыслами, зачастую взаимоисключающими, точкой гармонического слияния которых – своего рода контрапунктом – выступают лексические единицы, представляющие «асимметрический дуализм языкового знака» (Карцевский): полисемию, омонимию, амбивалентность (двусмысленность).

Чаще всего обыгрывается многозначность лексем «любить» и «любовь», отправляющих к различным видам любви и положительного эмоционального отношения: «Гиви, ты помидоры любишь? – Кушать люблю, а так… нет»; «Любите ли вы детей? – Только если они хорошо прожарены»; «Милый, ты меня любишь? – А я, по-твоему, что делаю?»; «Ты когда-нибудь видел женщину, которая любила бы бедняков?» (Паньоль); «Какая самая чистая любовь? – После бани»; «Любовь к самому себе – роман, длящийся всю жизнь» (Уайльд); «Нет любви более искренней, чем любовь к еде» (Шоу); «Не будем скрывать своих возвышенных чувств, например, своей любви к власти» (Васильковский); Собака так предана, что просто не веришь в то, что человек заслуживает такой любви» (Ильф).

Для создания комического эффекта довольно часто используется буквализация фразеологизмов и оживление стершихся метафор: «В любовном треугольнике один угол всегда тупой» (NN); «В любви теряют рассудок, в браке же замечают эту потерю» (Сафир); «Трудно не оценить платную любовь. Её цена обычно известна заранее» (Лец); «Для дружбы нужно время, а для любви – место» (NN); «Любовь к родине не знает границ» (Лец); «Алтари любви обычно изготавливаются из матрацев» (Тшаскальский); «Любовь без границ накладывает на человека ужасно много ограничений» (Станцлик); «В любви с первого взгляда всего удивительнее то, что она случается с людьми, которые видят друг друга годами» (Ануй); «Любовь овцы к волку длится до последнего вздоха» (Булатович); «В любви и в кино она признавала только короткометражки» (Короткий); «Любовь: не поддающееся точному определению чувство, которое крайне осложняет жизнь, особенно половую» (Лауб).

Обыгрывание прецедентных фраз и текстов включает шутки о любви в «вертикальный контекст» соответствующей вербальной культуры: «Безграничная любовь развращает безгранично» (Голоногова); «Сильнее смерти бывает любовь; бывает ли она сильнее жизни?» (Ландау); «Любовь не спрашивает мнения разума, но обычно заставляет его платить» (Кумор); «От любви не умирают. Разве что от чужой – если она вооружена револьвером» (Паньоль); «Любовь вдохновляет на великие дела, и она же мешает их совершить» (Дюма-сын); «Трагедия не в том, что любовь проходит; трагедия – это любовь, которая не проходит» (Хиззард); «Говорят, что ложь убивает любовь. Но откровенность убивает её быстрее» (Эрман).

Для содержательного описания комического в амурологии можно принять следующие параметры: 1) вектор направленности; 2) динамика развития комического эффекта; 3) тип установки; 4) преобладающая функция. «Если шутка прячется за серьезное – это ирония; если серьезное за шутку – юмор» (Шопенгауэр). Вектор направленности позволяет вполне определенно отделить юмор от иронии, однако лишь в том случае, когда в тексте присутствуют четкие указания на отношение автора к содержанию этого текста, что отнюдь не всегда имеет место в интеллектуальной афористике – «шутка у философов столь умеренна, что её не отличишь от серьезного рассуждения» (Вовенарг). Тем не менее, в некоторых случаях ирония вполне очевидна: «Не будем скрывать своих возвышенных чувств, например, своей любви к власти» (Васильковский); «Из вечных вещей любовь длится короче всего» (Мольер); «Великим открытием нынешнего века является применение к чувствам экономических процедур: во избежание хлопот по приобретению любви избран упрощенный способ покупки её готовой» (NN).

Если «юмор – это улыбка человека, знающего, как мало оснований для смеха» (Фальконаре), то очень часто усмотреть долю шутки, которая бывает в каждой шутке, практически невозможно, и можно предположить, что речь здесь идет о каком-то специфическом оттенке комического, тем более что, как известно (Желтухина 2001: 133), последовательной классификации видов комического нет и по сей день, может быть как раз потому, что «чувство смешного принимает столько разных обликов, сколько есть на свете всякой невидали; среди всех чувств у него одного – неисчерпаемый материал, равный числу кривых линий» (Жан-Поль). Действительно, «шутки на самом деле вовсе не являются такой уж смешной вещью» (Минский 1988: 302) – помимо трагикомедии и «смеха сквозь слезы» есть еще и «улыбка без радости»: примирительная констатация прискорбного факта, расходящегося с желанным идеалом: «Любовь несправедлива, но одной справедливости недостаточно» (Камю); «Когда нет того, что любишь, приходится любить то, что есть» (Корнель); «Нет ничего более ненужного на свете, чем любовь женщины, которую не любишь» (Нагибин); «Любовь не должна изготавливаться при помощи увеличительных стекол» (Браун); «Любовь одна, но подделок под неё – тысячи» (Ларошфуко); «Любовь проходит с голодом, а если ты не в силах голодать, петлю на шею – и конец» (Диоген); «Как ни приятна любовь, но все же её внешние проявления доставляют нам больше радости, чем она сама» (Ларошфуко); «Любовь – это, похоже, единственное, что нас устраивает в Боге, ведь мы всегда не прочь, чтобы нас кто-то любил против нашей воли» (Камю).

Развитие комического эффекта может осуществляться как по двум основным направлениям: за счет эксплуатации образного ресурса – метафорического переноса – и за счет использования логического вывода – парадокса и нонсенса.

Чаще всего комизм в отношении любви создается путем метафорического переноса, актуализирующего и разворачивающего ассоциативную периферию этого концепта, причем этот перенос может быть даже двойным: «Что такое любовь? Это – зубная боль в сердце» (Гейне); «Любовь – это океан чувств, отовсюду окруженный расходами» (Дьюар).

Как уже говорилось, тематически в «амурной шутке» обыгрывается преимущественно «патологическая метафора», в которой любовь уподобляется болезни: «Любви с первого взгляда можно доверять примерно так же, как диагнозу с первого прикосновения руки» (Шоу); «В любви, как и во всем, опыт – врач, являющийся после болезни» (Ланкло); «Возраст – лучшее лекарство от любви» (Генин); «В ревматизм и в настоящую любовь не верят до первого приступа» (Эбер-Эшенбах).

Почти так же часто любовь уподобляется различного рода деятельности, прежде всего почему-то финансово-коммерческой: «Как только любовь отдает все, она кончает банкротством» (Геббель); «Любовь – самая рискованная торговля, оттого-то банкротства в ней столь часты (Ланкло); «Уважение и любовь – капиталы, которые обязательно нужно куда-нибудь поместить. Поэтому их обычно уступают в кредит» (Ижиковский); «В любви, как и в кулинарии, приправа почти всегда – самое лучшее» (Рей); «Любовь – рыбалка. Не клюёт – сматывай удочки» (NN); «В любви как в медицине: плохонький врач втрое любезнее (Стысь); «Любовь – это мелкая кража, которую удается совершить природному порядку вещей у порядка общественного» (Ривароль). Метафора «ЛЮБОВЬ – ЭТО ПУТЕШЕСТВИЕ» (Лакофф-Джонсон 1987: 136–141) обыгрывается в афоризме «Стоимость первой аварии в любви не измерить деньгами – она стоит счастья» (Моруа).

Любовь персонализируется («Любовь иногда приходит слишком внезапно и не застает нас в неглиже» – Лец; «Любовь смотрит через телескоп, зависть – через микроскоп» – Шоу; «Любовь никогда не умирает от нужды, но часто от несварения желудка» – Ланкло; «Любовь можно заслуженно назвать трижды вором – она не спит, смела и раздевает людей догола» – Диофан), реифицируется («С любовью дело обстоит так же, как с маслом. Немного холода – и она дольше остается свежей» – Ашар; «Любовь как ртуть: можно удержать её в открытой ладони, но не в сжатой руке» – Паркер; «Скажи, алкоголь растворяет сахар? – О да, – ответил старый пьяница. – Он растворяет также золото, каменные дома, лошадей, счастье, любовь и вообще все, что ценится людьми» – NN) и зооморфизируется («Любовь – это спаниель, которого больше радует наказание от хозяйской руки, чем ласки руки посторонней» – Колтон; «Любовь – изменница; она царапает вас до крови, как кошка, даже если вы хотели всего лишь с ней поиграть» – Ланкло).

Изредка любовь уподобляется некому вместилищу, грамматике, альпинизму, косметике и природе: «Слово «любовь» – нечто вроде объёмно сундука, в котором спрятано множество разных зверушек. И если бы оно не было такой стертой монетой, а всякий раз напоминало бы о своем содержании, его, чего доброго, запретили» (Ижиковский); «В любви, как и в грамматике, смысл зависит от окончания» (Ландау); «О любви можно сказать то же, что об остроконечных вершинах: едва взойдешь, как надо спускаться» (Левис); «Любовь – самая лучшая косметика» (Лоллобриджида); «В любви, как и в природе, первые холода чувствительнее всего» (Буаст).

Комический эффект «любовной шутки» не в последнюю очередь может создаваться неожиданностью развития логического вывода, задаваемого внезапной «сменой фреймов», когда «сначала сцена описывается с одной точки зрения, а затем неожиданно (для этого часто достаточно одного-единственного слова) предстает совершенно в ином ракурсе» (Минский 1988: 294): «Я люблю и любима. Увы, это не один и тот же человек» (Ипохорская); «Любовь – это хорошая вещь, но золотой браслет остаётся навсегда» («Джентльмены предпочитают блондинок»); «Из всех мужчин, которых я не любила, лучшим был мой муж» (де Сталь); «Любишь меня? – Безмерно. – А умер бы ради меня? – О, нет! Моя любовь бессмертна» (NN); «Любимая женщина – та, которая может причинить вам больше страданий, чем любая другая» (Рей); «Очень трудно влюбиться сразу и без памяти, если на тебе кухонный фартук» (Келера); «Купи собаку. Это единственный способ купить любовь за деньги» («Пшекруй»); «Жена жалуется мужу: – Ты меня совсем не любишь! Вот раньше, когда-то, ты целыми вечерами держал мои руки в своих. – Дорогая, с тех пор, как мы продали пианино, необходимость держать твои руки отпала» (NN); «Я ей не прощаю того, что я любил её» (Чехов); «Любовь – своего рода вечность. Она стирает память о начале и страх перед концом» (де Сталь); «За деньги нельзя купить любовь, но можно улучшить исходные позиции для торга» (Лоренс Питер); «Любовь не иссякает, пока двое одновременно влюблены в нечто третье» (Борисов); «Любить – значит соглашаться стареть с другим человеком» (Камю); «Люби человечество сколько тебе угодно, но не требуй взаимности» (Дон-Аминадо).

Дискурсивная «игра смыслов», как правило, отмечена парадоксальностью как неочевидностью суждения, истинность которого установить достаточно трудно и которое резко расходится с общепринятым мнением и даже со здравым смыслом (см.: Кондаков 1975: 431): «Постоянство в любви – это леность сердца» (Рей); «Тот, кто был счастлив в любви, не имеет о ней никакого понятия» (Ануй); «Если двое любят друг друга, это не может кончиться счастливо» (Хэмингуэй); «Главное различие между любовью за деньги и бескорыстной любовью заключается в том, что любовь за деньги дешевле» (Франсис); «Лекарство от любви: брак» (Унеховский); «Чтобы любовь была вечной, равнодушие должно быть взаимным» (Дон-Аминадо); «Бог создал совокупление, человек создал любовь» (Братья Гонкур); «Христианство много сделало для любви, объявив её грехом» (Франс); «Человек – побочный продукт любви» (Лец); «Если судить о любви по обычным её проявлениям, она больше похожа на вражду, чем на дружбу» (Ларошфуко); «Трагедия не в том, что любовь проходит; трагедия – это любовь, которая не проходит» (Хиззард); «Говорят, что ложь убивает любовь. Но откровенность убивает её быстрее» (Эрман); «Ни в одной страсти себялюбие не царит так безраздельно, как в любви; люди всегда готовы принести в жертву покой любимого существа, лишь бы сохранить свой собственный» (Ларошфуко); «Любовь никогда не умирает от нужды, но часто от несварения желудка» (Ланкло).

Парадоксальность в любовной афористике может доходить до катахрезы – сочетания в одном суждении противоречивых, но не контрастных по своей природе понятий: «Любовь – это эгоизм вдвоем» (де Сталь); «Любовь – это награда, полученная без заслуг» (Хаш); «Любить – значит признавать правоту любимого человека, когда он неправ» (Пеги); «Из вечных вещей любовь длится короче всего» (Мольер).

Нигилистическая установка в «любовном юморе» может быть направлена прежде всего на полное отрицание духовного компонента в любви: «Любовь – это агрессия тела при помощи оболванивания души» (NN); «Любовь – не жалобный стон далекой скрипки, а торжествующий скрип кроватных пружин» (Перлмен); «Любовь – это способ услышать «Дорогой» или «Дорогая» после занятий сексом» (Барнс). В более «слабой форме» под сомнение ставится не существование самого идеала любви, а возможность его «земного» воплощения: «Любовь выдумали трубадуры в XI веке» (Грин); «Истинная любовь похожа на приведение: все о ней говорят, но мало кто её видел» (Ларошфуко); «Любовь – это заблуждение, будто одна женщина отличается от другой» (Менкен); «В любви существуют лишь две вещи: тела и слова» (Оутс); «Любовь начинается идеалом, а кончается одеялом» (NN); «Алтари любви обычно изготавливаются из матрацев» (Тшаскальский).

Число функций комического в «любовном юморе» ограничивается, прежде всего, спецификой речевых жанров, в которых они реализуются: анекдота и афоризма.

Функция людическая («языковой игры») преобладает в каламбурных шутках, основанных на игре слов, лексической и семантической инверсии: «Мера любви – любовь без меры» (Франциск Салезский); «Любовь – занятие досужего человека и досуг занятого» (Бульвер-Литтон); «Слава есть любовь, доступная немногим; любовь есть слава, доступная всем» (Ландау); «Любовь без границ накладывает на человека ужасно много ограничений» (Станцлик).

Функция девиативная, отшучивания вместо ответа по существу, преобладает в анекдотах: «Милый, ты меня любишь? – А я, по-твоему, что делаю?»; «Сладенькая моя, хочу тебя попросить. – О чем, любимый? – Поклянись перед Богом, что когда я умру, ты после моей смерти никого не будешь любить? – А если не умрешь?»; «Жена говорит мужу: – Хотела бы я знать, будешь ли ты меня любить, когда мои волосы поседеют? – Хм… А разве я разлюбил тебя, когда твои волосы становились черными, белыми, фиолетовыми?»

В любовных шутках-метафорах и шутках-парадоксах реализуется преимущественно эвристическая функция комического, направленная на разрушение стереотипов обыденности (см.: Сорокин 2003а: 206).

Статьи, относящиеся к этой же теме:

Концепт любви в русском языковом сознании. С.Воркачёв

Путеводитель по сайту и основным вехам в познании любви. Е.Пушкарев

Суть любви. Е. Пушкарев.

Что такое любовь. Е. Пушкарев

Коротко о любви. Е. Пушкарев

Влюбленность. Е. Пушкарев

Мужчина и женщина: совместимость, любовь. Е. Пушкарев

Мужчина и женщина: отношения. Е. Пушкарев

Мужчина и женщина: лидерство в любви и браке. Е Пушкарев

Психология любви. Е.Пушкарев

Тест на любовь: «шкала любви» З.Рубина.

Суеверия и правда любви. М.О.Меньшиков

Концепт любви в мировой культуре.Вал. А. Луков, Вл. А. Луков

Осмысление любви в древнем мире. Архаический дискурс и квазисубъект любви. В.М. Розин.

Новоевропейское представление о любви. В.М. Розин

Зигмунд Фрейд о любви.

Эрих Фромм

Поиск по сайту

Желающие оказать спонсорскую поддержку Интернет - клубу "ПРОСВЕЩЕННАЯ ЛЮБОВЬ" могут это сделать через

ЮMoney https://yoomoney.ru :

кошелек 410014252323944

или Сберкарту, подробности : club1@mail.ru

Заранее благодарны.

Важна ли тема любви для вас лично?

 Да, несомненно
 Думаю, это важно
 Интересно почитать...
 Мне безразлично
 Пустой сайт
  Результаты опроса

Экология и драматургия любви

Наш сайт о природе любви мужчины и женщины: истоки, течение, около любовные переживания и расстройства.


Default text.

По моей книге уже с 2010 года обучают студентов по Программе дисциплины – «Психология любви»

Чтобы познакомиться бесплатно скачайте Это презентация моей книги

Из книги вы узнаете: любовь между мужчиной и женщиной исключительно положительное чувство. А очень похожая влюбленность с любовью никак не связана. А недоброкачественная влюбленность - мания, она же "наркоманическая любовь", "сверхизбирательная любовь" "folle amore" (безумная любовь (ит.) не только никакого отношения к любви не имеет, а и совсем болезненное расстройство.

А научиться их различать не так уж и сложно.

У человека нет врожденного дара, отличать любовь от влюбленностей, других

псевдолюбовных состояний это можно сделать только овладев знаниями.

Жизнь удалась

Примеры настоящей любви

Пара влюбленных

Драматичные влюбленности известных людей, которые не сделали их счастливыми