Праведность в оболочке греха (специфика отечественной половой культуры). А. Страхов
Глава из монографии Страхова А. М. «Почему гаснет факел Гименея ?
(Философия пола и любви: кризис семьи на рубеже столетий)
Грешить бесстыдно, непробудно,
Счет потерять ночам и дням,
И, с головой от хмеля трудной,
Пройти сторонкой в божий храм.
А. Блок
Любовь и пол – ценности общечеловеческие; общечеловеческие как в историческом, так и в географическом смысле, что отнюдь не исключает этнической специфики их проявлений. Как культура в целом имеет национальную окраску, так последняя несомненно присуща и культуре половой. В свое время Стендаль (А. Бейль) одну из глав своего трактата «О любви» назвал «О различии наций в отношении любви». Свою специфику имеет и полова культура государствообразующего этноса России – русская.
Усиливающееся влияние православного религиозного мировоззрения привело к культивированию ценностей семьи, главной функцией которой, что совпадало с экономическими интересами самого многочисленного сословия - русского крестьянства и не только его, явилось деторождение. Половая жизнь как таковая, вне связи с производством потомства, была оттеснена на второй план. Домостроевские порядки не только превратили женщину в невольницу, которой добродетели и прежде всего покорность и скромность внушались побоями (родителями – дочерей, мужьями – жен), но и ввели в повсеместную практику ранние браки, навязываемые старшими. Такая практика, всячески поддерживаемая церковью, способствовала формированию мифа, выраженного формулой «стерпится – слюбится». Однако, реализовывалось, как правило, только «стерпится», а любовь, если и появлялась, то на стороне, чаще не как любовь вовсе, а «блудодеяния» обоих полов. Мужчины, конечно, в силу ряда причин, преуспевали в этом больше. «В простонародье разврат принимал наглые формы», - констатирует Н. И. Костомаров [30,143]. Он же пишет о тайных корчмах или ропатах, притонах, где всегда были вино и продажные женщины. Казалось бы, такие факты разрушают сложившееся представление о «святой Руси», о прочности русских семейных устоев, о значении целомудрия, стыда, греха в русском народном сознании. Только «казалось бы», ибо для русского народа свойственно, как подчеркивает С. А. Аскольдов, «жить внутренне праведно в оболочке греха». По мнению Аскольдова, русская душа, как и всякая другая, «трехсоставна»: душа содержит в себе начало святое, человеческое и «звериное». «Быть может, наибольшее своеобразие русской души заключается, на наш взгляд, в том, что среднее, специфически человеческое начало является в ней несоразмерно слабым по сравнению с национальной психологией других народов. В русском человеке как типе наиболее сильными являются начала святое и звериное», - пишет он [2, 225].
Половая культура России, соответственно, отличалась от половой культуры как Запада, так и Востока. «В России вплоть до ХYIII века отсутствовал литературный жанр скабрезных историй об интимных отношениях между мужчиной и женщиной – западноевропейские фабльо, пошлые анекдоты», - отмечает Платонов [43, 127]. В XYIII столетии появляются фривольные стихи И. С. Баркова, расходящиеся среди читающей публики в рукописных списках, в XIX веке – «неприличные» стихи Пушкина и Лермонтова, но они и другие подобные им произведения, как и соответствующая западная литература, включая пресловутые и столь ненавистные Толстому «французские романы», находили своего потребителя лишь в прозападно настроенной дворянской образованной среде, только не у отечественной интеллигенции, впрочем, тоже прозападно настроенной. Еще Бердяев в «Русской идее» подчеркивал, что гедонистической морали и распущенности придерживался правый, консервативный лагерь – гвардейские офицеры, праздные помещики и важные чиновники, а не аскетически настроенные интеллигенты вроде Чернышевского. «Нравственное гниение» в искусственной жизни салонов высшего класса отмечал и славянофил И. В. Киреевский. А в начале ХХ века в России, о чем в эмиграции в 1940 году вспоминал Ф. А. Степун, среди культурной русской элиты царил, как он выразился, «эротически-мистический блуд»: «…С невероятною быстротою размножались эстетствующие чувственники, проповедники мгновений и дерзаний. Этот культ, певцом и жрецом которого был Валерий Брюсов, стоил его адептам многих мук и многих жертв» [54, 116-117]. Степун пишет и о «наркотически-кабацкой» эротике Вертинского, и о тонкой отраве «блоковщиной» (проститутки гуляли по Невскому с черными перьями на своих шляпках, рекомендуя себя прохожим мужчинам «Незнакомками»).
В русском крестьянстве, в отличие от дворянства, с петровских реформ приобщенного к западному культурному опыту, и от маргинального городского простонародья, в котором, если воспользоваться терминологией Аскольдова, святость явно уступило звериному, а человеческое так и не появлялось, вплоть до победного шествия большевистской революции сохранялось традиционное уважение к семейным ценностям, а также влияние православной религиозной морали, сочетаемое с низким уровнем развития половой культуры. На последнее обстоятельство обращал внимание Розанов, советуя русским учиться праздничному отношению к половой жизни у мусульман и евреев: необходимо светлое, ничем не отягощенное настроение души, нужны ласки, воркования, поцелуи; русские же преимущественно обходятся без поэзии, без единого поцелуя, часто даже без единого слова друг другу! («В ласках, как в таковых, нет ничего предосудительного», - отмечает православный автор Е. Богушева [7, 36]. ).
Последующему развитию половой культуры россиян не способствовали ни разброд и падение нравов после 1917 года, ни становление «коммунистической» морали с ее упованиями на то, что революция и строительство социализма сумели ослабить половое чувство советских людей. Эти упования имели прочную основу в аскетизме русской интеллигенции XIX столетия, в философско-этических учениях Толстого и Федорова. «…Надо, - настаивает моралист Толстой, - чтобы изменился взгляд на плотскую любовь, чтобы мужчины и женщины воспитывались бы в семьях и общественным мнением так, чтобы они до и после женитьбы не смотрели на влюбление и связанную с ним плотскую любовь как на поэтическое и возвышенное состояние, как на это смотрят теперь, а как на унизительное для человека животное состояние…» [61, 214]. Писатель проводит аналогию между поведением человека и животных, призывая у последних учиться воздержанию. «Животные как будто знают, - говорит Толстой устами героя «Крейцеровой сонаты» Позднышева, - что потомство продолжает их род, и держатся известного закона в этом отношении. Только человек этого знать не знает и не хочет. И кто же это? Царь природы, человек. Ведь вы заметьте, животные сходятся только тогда, когда могут производить потомство, а поганый царь природы – всегда, только бы приятно. И мало того, возводит это обезьянье занятие в перл создания, в любовь. И во имя этой любви, то есть пакости, губит – что же? - половину рода человеческого» [60, 164]. Схожую с толстовской позицию излагал уже в советское время М. Н. Лядов. Он в 1924 году отмечал: «Человек в течение долгого исторического периода (это видно по целому ряду исторических памятников), подобно всем остальным животным, сходился только раз в год» [34, 316]. Лядов далее требовал вернуться к природе, где господствующим инстинктом является инстинкт размножения, а не стремление к сладострастию, возведенное в самоцель в частнособственническом обществе, поработившим женщину. По поводу таких рассуждений Л. Шестов (Л. И. Шварцман) еще в начале ХХ столетия писал: «К счастью, у человечества нет средств, чтобы произвести над собой столь чудовищную кастрацию. Преследуемый Эрос, правда, прятался от глаз врагов, но никогда не отрекался от себя…» [75, 84].
Представитель религиозного крыла русского космизма Федоров, выдвинувший идею замены рождения воскрешением предков (похоти – воссозданием), писал: «…Мы не можем не сознаться в своем недостоинстве, нечистоте, ибо если мы и не от одной похоти рождаемся, то и не без нее» [65, 142-143]. Мысль Федорова об унизительности для человека полового размножения подхватил К. Э. Циолковский, представляющий в русском космизме естественно-научное крыло. Циолковский уповает, что в будущем размножение будет осуществляться бесполым путем.
Советской власти, так и не оставившей надежд на «пожар мировой революции», нужны были защитники Родины и «строители коммунизма», отсюда пусть часто формальное, как это было принято тогда, но все же повышенное внимание, уделяемое ею семье и детям. Что касается интимной сексуальной жизни, то она пребывала в тени, что в общем соответствовало русскому национальному характеру и самосознанию, где отсутствовало, как уже отмечалось, культовое отношение к половой любви, не было ни восточной утонченности, ни западной ориентации на чувственность (не случайно впоследствии с половой культурой Востока россияне познакомились через Запад). Культивировались аскетические настроения, из западных кинофильмов, выходящих на широкий советский экран, старательно вырезались слишком затяжные поцелуи, не говоря о других сценах. Любое здоровое проявление эротики понималось как недопустимая и опасная порнография.
Не одно поколение советских людей от эротики, являющейся важной составляющей половой культуры, было отлучено. Отсутствовала (отсутствует и сейчас!) система полового воспитания – школьный курс «Этика и психология семейной жизни» развитию половой культуры не способствовал, а от семейной жизни мог и отпугнуть. И не потому даже, что сам учебник был так уж плох – вели уроки малокомпетентные люди, чаще всего учителя-предметники, специалисты в биологии и истории. (Нынешняя литература, предназначенная для полового просвещения подрастающего поколения не столько просвещает, сколько развращает – другая крайность). Улица, редкие завезенные в страну из-за рубежа эротические материалы, доморощенные кустарно изготовленные порнографические фотооткрытки обеспечивали половое «просвещение» подростков, в среде которых было немалое количество нелепых мифов, способных на подготовку к семейной жизни отрицательно повлиять.
Ныне ситуация, казалось бы, коренным образом изменилась. Хлынул поток отечественной и переводной сексологической и психологической литературы (когда-то книга Нойберта о супружестве, изданная в 1967 году, была недоступным бестселлером), отделы эротики в любом видеосалоне, причем, если раньше эротика объявлялась порнографией, то теперь под видом эротики протаскивается порнография, грань здесь, конечно, достаточно условна и во многом зависит от субъективных пристрастий и мнений. Ранними вечерами стало небезопасно при детях включать телевизор, рискованно позволять тем же детям бесконтрольно пользоваться компьютером, подключенным к Internet. Такой шквал эротической и порнографической продукции с половым воспитанием не отождествим. Да и имеющийся информационный перебор скорее связан с физиологией секса, чем с физиологией и психологией супружества (и уж, конечно, не с его этикой). Самостоятельно неподготовленному, имеющему небогатый сексуальный опыт молодому человеку разобраться в таком информационном потоке сложно.
Запоздалая русская сексуальная революция, подобно всем другим процессам, разворачивающимся на отечественной почве, приобрела не очень цивилизованный вид. Объективная либерализация половой морали оборачивается порой откровенной распущенностью, последствия которой не могут не сказаться на благополучии создаваемой семьи, требующей определенного уровня развития половой культуры. Больной вопрос – владение элементарными этикетными нормами, играющими значительную роль во взаимоотношениях полов. Оставляет желать лучшего общий моральный облик молодоженов: достаточно отметить эгоизм, меркантильность, стремление к красивой жизни без особого труда, а социальное расслоение российского общества привело еще к завистливости одних и кичливости других. Русская Православная церковь активизирует свою работу с молодежью, но груз атеистического прошлого и отсутствие гибкости в методах воздействия на молодежь значительного эффекта не дают. В светском государстве церкви сложно наладить работу с более благодарной и восприимчивой школьной аудиторией, к тому же есть трудности субъективного порядка: позиция родителей учащихся и администрации учебных заведений. Хотя, конечно, церковь могла бы в принципе (и того желает, подтверждением чему служит ее издательская деятельность) содействовать становлению общей культуры и при всей специфичности религиозной морали культуры половой, способствуя укреплению семьи и, значит, уменьшению разводов.
Мужчина и женщина: совместимость, любовь. Е. Пушкарев
Мужчина и женщина: отношения. Е. Пушкарев
Мужчина и женщина: лидерство в любви и браке. Е Пушкарев
Тест на любовь: «шкала любви» З.Рубина.
История культуры любовного чувства. Е.Пушкарев
Эрос и культура: Философия любви и европейское искусство. В.П.Шестаков
Суеверия и правда любви. М.О.Меньшиков
Эрос в историко-культурной перспективе: античность, христианство, ислам. Г. Я. Стрельцова