ГЛАВА 6 - ФИЛОСОФИЯ ЛЮБВИ В РОССИИ. окончание
Это фрагмент из книги 'Эрос и культура: Философия любви и европейское искусство. Шестаков В.П.
Для Флоренского любовь - это познание божественной сущности, вхождение в Бога "Любовь вне Бога есть не любовь, а лишь естественное космическое явление, столь же мало подходящее христианской абсолютной оценке, как физиологические функции желудка" {Флоренский П. А. Столп и утверждение истины//Соч М, 1990, Т. 1 С. 90}. Согласно Флоренскому, любящий выходит из своей конечной самости и обнаруживает тождество с другим "я". То же самое происходит со вторым, третьим и т. д., так что в конце концов все бесконечные процессы любви синтезируются в один акт. "Этот единый и бесконечный акт есть едино-сущее всех любящих в Боге" {Там же С. 93}.
Таким образом, у Флоренского любовь - это не столько индивидуальный, личностный акт, сколько родовой процесс, процесс слияния всех любящих с божественной сущностью. Он дает тонкие терминологические разграничения таких терминов, как "эрос", "филия", "агапе", указывая, что с их помощью можно понять различия между античным и христианским пониманием любви {См там же С. 396-397}. В христианстве на место античного эроса, означающего порывистую страсть, неодолимое чувство, приходит более духовное "филия" (приязнь) и рассудочное агапе (уважение). Флоренский внес серьезный вклад в понимание и интерпретацию христианского понимания любви.
С этих позиций Булгаков резко выступал против теории любви, развиваемой в русле философско-платонической традиции Соловьевым, Бердяевым и др. Соловьева он называет главным идеологом "третьего пола", считая, что он проповедует "духовное донжуанство", "гетеризм" и проповедует не победу над сексуальностью, а лишь ее эстетизацию, "красивое уродство, легко переходящее в извращенность" {Булгаков С. Н Свет невечерний. С. 263.}. Не менее критичен Булгаков и по отношению к В. В. Розанову, которого он называет "экспериментатором половой вивисекции". По его мнению, Розанов мистифицирует биологию или биологизирует мистику; он хорошо знает пол тела, но плохо различает "пол души и брачность духа" Полемизируя с Розановым, Булгаков писал: "Христианство не внепольно, а лишь сверхсексуально в своих внешних устремлениях, но сексуальность не исчерпывает пола" {"Вестник христианского движения" 1984, Э 141 С. 120.}.
Линию Флоренского и Булгакова продолжает и другой представитель русской религиозной мысли - Н. О. Лосский. В своей книге "Условия абсолютного добра" (1949) он подробно рассматривает природу и сущность феномена любви, посвящая этому предмету специальную главу. Для Лосского любовь - это не индивидуальный субъективно-психологический акт. Он говорит об онтологии любви, осуществляющей связь "любимого бытия с любящим существом". Истинная любовь достигается только в Царстве Божием, как постижение образа Божия в лице любимого. Каждая личная любовь есть большее или меньшее приближение к этому идеалу. Иными словами, у Лосского речь идет не об индивидуальной, а родовой любви. Здесь мы вновь сталкиваемся с попытками возрождения средневековой идеи о любви - caritas, то есть сострадания и жалости.
Любовь становится темой размышлений и для русского религиозного философа И. А. Ильина. В любви он видел главный источник духовного возрождения русской культуры. "Нельзя нам без любви, - писал Ильин сыну. - Без нее мы обречены со всей нашей культурой. В ней наша надежда и спасение" {Ильин И. А. Без любви (Письмо к сыну) // Поющее сердце. Мюнхен, 1958 С. 11}. В книге "Путь духовного обновления" (1962) Ильин пишет о любви как существенном факторе духовного обновления. Причем он различает два типа любви: инстинктивную и духовную. Инстинктивная любовь - это то, что нравится, что связано с удовольствием, тогда как духовную любовь вызывает "божественное совершенство во всех явлениях, вещах, людях, состояниях и поступках" {Ильин И. А. Путь духовного обновления // Ильин И. А. Путь к очевидности М., 1993. С 156.}. Только такая любовь - единственный источник веры, орган познания Бога, "видение божественной благодати".
Таким образом, в русской философии любви мы обнаруживаем два направления: одно - идущее от Соловьева и другое - идущее от Флоренского. Первое возрождало и переосмысливало античную, неоплатоническую концепцию любви, любви-эроса, второе - средневековое, христианское понимание любви как "каритас" или "агапе" - сострадания, милости, жалости. Эти два направления существовали параллельно, самостоятельно, иногда отталкиваясь друг от друга, иногда притягиваясь друг к другу. Бердяев считал возможным синтез любви-эроса и любви-сострадания, и этот синтез действительно получил реальное осуществление. Область, где это произошло, - русская литература, и прежде всего творчество Достоевского.
В "Миросозерцании Достоевского" (1923) Бердяев описывает два типа любви: любовь-сладострастие и любовь-жалость, иными словами, эрос и каритас. Герои Достоевского любят либо из сладострастия, либо из жалости. Оба эти чувства как бы составляют два вечных полюса любви, но в романах Достоевского особенно выразительно описано сладострастие, тот тип любви, который олицетворяет Федор Павлович Карамазов. Карамазовщина, говорит Бердяев, - это царство сладострастия, которое, становясь самоцелью, приводит к эгоистической замкнутости в себе и в конечном счете к разрушению личности. Истинная же любовь - это всегда путь к другому, поиски "себя другого".
Близок к Бердяеву и Карсавин, написавший в 1921 году статью "Федор Павлович Карамазов как идеолог любви", которая впоследствии вошла в его книгу "Noctes Petropolitanae". Карсавин также говорит об описании Достоевским двух типов любви: любви Федора Павловича Карамазова, любви сладострастной, плотской, насильственной и мучительной, и, как другой ее полюс, - любви старца Зосимы, любви духовной, серафической, отрицающей плоть. Оба эти типа - крайности, и оба они поэтому - ограниченны. В карамазовской любви много мучительства, плоти, в серафической любви Зосимы - чистый дух, но лишенный героизма и телесного выражения. Истинная природа любви заключается в соединении этих крайностей, но Достоевский только наметил этот синтез, но не довел его до конца.
Б. П. Вышеславцев в статье "Достоевский о любви и бессмертии" отметил то обстоятельство, что в творчестве Достоевского заключалось многое из того, что впоследствии стало предметом русской философской мысли, в частности тема любви. "Любовь всех есть единодушие и единомыслие, следовательно, тоже всеединство. Идея всеединства, любимая идея русской философии, сформулированная потом Соловьевым, целиком здесь находится у Достоевского. Мы видим здесь основную интуицию его мистики и его эстетики, интуицию универсальной гармонии... Соборность и любовь выходят за пределы отношения человека к человеку, любовь расширяется до пределов всего мира, всей вселенной, до пределов настоящего всеединства" {Вышеславцев Б. Достоевский о любви и бессмертии // Современные записки 1932. Э 50.}.
Русская художественная критика уделяла огромное внимание теме любви в русской и западной литературе Зинаида Гиппиус, написавшая серию статей на эту тему, анализировала под этим углом зрения творчество Гете, Льва Толстого, Достоевского, Пруста, Бунина. Причем тема любви раскрывается, как правило, в философском аспекте, в анализе в ней духовно-телесного, андрогинизма, смерти и бессмертия. "Искусство, - пишет Гиппиус, - высшая сила. Дар художественный - страшный дар. Зови смерть, побеждающую любовь, и она явится к тебе сонным призраком. Скажи о мире чудовищном, бессмысленном, где Эрос с его веянием нездешней радости только злой обман, и не выступит ли тотчас из тьмы гримасничающее вожделение с его белыми глазами. Но праведная воля человеческая не хочет такого мира. Пускай еще не сознательно, но ищет не уставая человечество смысла своей любви и своей жизни в вечной борьбе с небытием - за бытие"*.
Как бы вторит ей критик и поэт Юрий Мандельштам, автор очерков о любви. Он, так же как и Гиппиус, обращается к русской и мировой литературе, анализирует творчество Стендаля, Гельдерлина, Чехова, Рильке, Гумилева. "В любви, - пишет он, - есть неиссякаемый источник лиризма. Вероятно, поэтому любовь всегда была основной темой поэзии. Тема смерти не сможет с ней соперничать. Несмотря на Баратынского, символистов, она остается второй темой, продолжающей и дополняющей первую. В стихах любовь всегда сильнее смерти. Любовь - не только тема поэзии, но и ее источник" {Гиппиус З. О любви // Последние новости, 1925 Июль}.
Следует отметить, что эта тема получила широкий резонанс и отражение на многих уровнях культуры: в философии, теологии, литературоведении, публицистике, в изобразительном искусстве.
Интерес к творчеству Бердсли объясняется его влиянием на художников "Мира искусства", в особенности на К. А. Сомова и Л. С. Бакста. А. Н. Бенуа в номеров "Мира искусства", отмечает поразительное сходство этих двух художников, которое было основано не на простом подражании, а на сходстве характеров, идей, мировоззрений. С Бердсли Сомова роднят такие отмеченные Бенуа качества, как искренность, наивность, ирония, графическая манера живописного письма. К этому надо еще добавить эротизм, свойственный многим работам Сомова, на которых изображается бесконечная панорама маркиз и кавалеров, Коломбин и Арлекинов, влюбленных и влюбляющихся. Не случайно Сомов говорил, что "смысл всего есть эротика". В своем дневнике он записывал: "Искусство для меня чаще всего связано с полом и чувственностью. Нравится то, что напоминает о любви и ее наслаждениях, хотя бы логисты искусства вовсе о ней и не говорили прямо {Константин Андреевич Сомов. Письма. Дневники. Суждения современников. М., 1979. С. 125-126.}. В особенной мере эротизм Сомова проявился в его "Книге маркизы", опубликованной вначале на немецком языке в Германии в 1907 году, а затем в 1918 году на французском языке в Петрограде. Правда, эротика Сомова не имела такого гротескного, парадоксального, почти скандального характера, как у Бердсли. Тем не менее Сомов был первым художником, кто ввел эротическую тему в русское искусство.
В "Мире искусства" начинал свою деятельность еще один художник, который испытал сильное влияние Обри Бердсли - Николай Феофилактов. В последующем он становится главным художником органа московских символистов журнала "Весы", выходившего в издательстве "Скорпион". Андрей Белый не случайно называл Феофилактова "Московским Бердсли", в его графике воспроизводятся образы английского художника, как, например, в "Посвящении Обри Бердсли", где портрет Бердсли изображен на фоне сюжетов и образов его рисунков. От Бердсли Феофилактов заимствует и склонность к эротическим сюжетам, которые он стилизовал с особой элегантностью.
Русская философская мысль и искусство начала века широко обращаются к теме любви, настойчиво пытаясь понять и изобразить ее духовный и эстетический смысл. Русский Эрос был тесно связан с традициями европейской и мировой культуры, но его отличала и оригинальность, свойственная только русской культуре. В результате была создана богатая духовная традиция в понимании и истолковании феномена любви, которая представляет одно из интереснейших достижений культуры "серебряного века".
<<< начало --- окончание
Путеводитель по сайту и основным вехам в познании любви. Е.Пушкарев
Мужчина и женщина: совместимость, любовь. Е. Пушкарев
Мужчина и женщина: отношения. Е. Пушкарев
Мужчина и женщина: лидерство в любви и браке. Е Пушкарев
История культуры любовного чувства. Е.Пушкарев
Куртуазная любовь. О.Смолицкая
Литература сыграла огромную роль в любовном культе. М.О.Меньшиков
Суеверия и правда любви. М.О.Меньшиков
Тест на любовь: «шкала любви» З.Рубина.
