Идеал романтической любви в «постромантическую эпоху» Р.Г.Апресян. часть 2
«Этическая мысль». Вып. 4. М.: ИФ РАН. 2003.
Моим друзьям Лиле и Курту
Романтическая любовь, как обычно считается, может возникать и «с первого взгляда»
Романтическая любовь, как обычно считается, может возникать и «с первого взгляда», однако следует отчетливо различать этот отклик романтической любви на «первый взгляд» от внутренней принудительности сексуально-эротического влечения в страстной любви. «“Первый взгляд” это коммуникативный жест, интуитивное схватывание качеств другого. Это влечение к другому, который может сделать мою жизнь… “полной”»[13]. Точной иллюстрацией этого тезиса Гидденса относительно романтической любви может служить текст популярной песни «Strangers in the night»: ночные прохожие приглядываются друг к другу, ловят взгляды в надежде успеть подцепить, как обычно, кого-нибудь до исхода ночи; но вот всего лишь случайный взгляд, встречная улыбка, один-единственный танец, и – любовь на всю жизнь. И тем не менее, это не случайность. Сама идея романтической любви, идея «романа» принадлежит своему времени, т.е. по Гидденсу, Новому времени. Как и в предшествующую эпоху, любовь могла восприниматься как выражение судьбы, но в качестве романа она стала открытой будущему, более того, она стала возможным средством контроля за будущим и психологической защиты для тех, кто оказался вовлеченным в ее орбиту.
Непроясненность касается не только отдельных положений. Гидденсу трудно выдержать последовательность в своем рассуждении о любви, поскольку его интересуют перемены, происходящие с интимностью. Он где-то замечает, то ли с легкой досадой, то ли с удивлением, что при работе над книгой не раз ловил себя на том, что намереваясь говорить об интимности, он сбивался на любовь и сексуальность, а говоря о любви, не мог обойти темы брака и гендера. Разумеется, такой широкий подход в рассуждении о любви предполагал не только типологически дифференцированное рассмотрение любви, но и учет различий в проявлениях той же романтической любви в отношениях между юными влюбленными, любовниками-либертенами и теми, чья любовь осенена (закреплена, обременена) узами брака.
Гидденсу как амурологическому философу, несомненно, принадлежит заслуга тонкого (хотя и не радикального, и не во всем последовательного) различения любви-страсти и романтической любви. Насколько глубокий анализ романтической любви проводит в упоминавшейся книге Р.Джонсон, – однако он не разделяет романтическую и страстную любовь, более того, представляя романтическую любовь в различных ее проявлениях, порой сводит ее именно к любви-страсти. Так же и Ф.Альберони не обращает внимания на то, что в своем общем рассуждении о любви он затрагивает не только разные стадии и разные аспекты любовных переживаний, но и разные по своим типам любовные переживания. И Э.Фромм, и К.С.Льюис при общей теоретической основательности представления феномена любви в его разнообразии, внутренне не дифференцируют чувственную любовь. Известный в советской амурологии автор Ю.Б.Рюриков пытается разделить романтическую любовь и любовь-страсть[15], но хотя он приводит в своей книге феноменологически чрезвычайно точные описания романтической любви и любви-страсти, для него это лишь психологические разновидности любви, и основное различие между ними – в силе эмоционального накала. При этом Рюриков, описывая именно романтическую любовь, легко может обронить: «романтическая любовь-страсть»[16]. Усматривая основы романтической любви в рыцарской любви и пылком темпераменте, Рюриков связывает любовь-страсть с развитием и культурным переосмыслением последнего. Если по Гидденсу, романтическая любовь в культурно-историческом плане представляет собой более поздний феномен, чем любовь-страсть, то по Рюрикову, наоборот, любовь-страсть формируется в результате развития черт, известных благодаря романтической любви.
Дело не в том, что один автор прав, а другой не очень. Культурно-историческая атрибуция зависит от понимания сущности любви, в частности, романтической любви, и от ее родовой спецификации. Гидденс убедительнее, поскольку вводимые им различия концептуальны. Истолкование романтической любви как феномена, посредством которого получает развитие и возвышение любовь-страсть, ее качественное изменение сразу в нескольких измерениях: ценностном, коммуникативном, личностно-идентификационном и т.п., – представляют романтическую любовь более зрелее зрелой по сравнению с любовью-страстью и в этом смысле эволюционно более поздним феноменом.
В целом же следует признать, что дистинкции между романтической любовью и любовью-страстью на уровне непосредственного чувственного опыта, «психологии» отношений, эмпирических данных устанавливаются и поддерживаются с трудом. Этим и обусловлены как невнимание к ним со стороны ряда исследователей, так и непоследовательность в их проведении авторами, которые их признают, причем весьма серьезно (как, например, Гидденс). Различия между романтической любовью и любовью-страстью полнее обнаруживаются на уровне ценностно-ориентированной рефлексии, в результате усилий понять кризисы конкретных опытов любви и, конечно, на основе концептуальной обоснованности данного различия. Правда, только полнее, но отнюдь не сполна.
Между тем, для Гидденса важно показать, что хотя романтическая любовь исторически вырастает из страстной любви, ее отличает от последней ряд существенных черт. Она рефлексивна, и романтическая рефлексия связана с постижением «основоположений» личных взаимоотношений. Романтическая любовь ориентируется на дальнюю жизненную перспективу и полна экзистенциальных ожиданий. В романтической любви возлюбленный(ая) не столько завоевывается, сколько его (ее) сердце пленяется. Завоевание здесь тоже имеет место. Но это не агрессия, не экспансия, а результат поиска, некоей «одиссеи», в которой «личная идентичность ожидает своего подтверждения через открытие другого»[17]. В романтической любви воплощается та характеристика любви, которую дает в платоновском «Пире» Павсаний: любовь – это жажда целостности и стремление к ней[18]. Сами по себе романтические чувства предполагают взаимную опосредствованность любящих, которые благодаря своей любви по-новому переживают и осмысливают свою жизнь, реконструируют ее[19] и иначе как через эту любовь уже не могут ее представить.
Прежде, чем представить феноменологию конфлюентной любви, по Гидденсу, надо заметить, что Гидденс прибегает к различным методам для реконструкции романтической любви и конфлюентной любви. В случае романтической любви источниками его обобщений послужили амурологические исследования и, как это можно обнаружить, хотя прямо об этом не говорится, популярные любовные романы. Строго говоря, конфлюентная любовь не реконструируется, а конструируется. И в качестве основы этого конструирования Гидденс взял материалы психологических исследований аттитюдов, ценностей и сексуального поведения американских подростков различного происхождения и женщин разного возраста, проведенных в конце 1980-х годов. Несопоставимость эмпирической базы для обобщений относительно романтической любви и конфлюентной любви не могла не сказаться на качестве этих обобщений[20].
<<< начало --- часть 2--- читать дальше - часть 3 >>>
Идеал романтической любви в «постромантическую эпоху» Р.Г.Апресян
Рецензия на книгу Антони Гидденса «Трансфомация интимности» И.Тартаковская
Что такое конфлюентная любовь»? В. Шаповалов
Расслабь свой секс. А. ХолинаЛюбовь как рефлексивный проект самости. Г. Я. Стрельцова
Все статьи о романтической любви, почти энциклопедия.
Драматургия любви. Е. Пушкарев
Понятие любви в полиамории: составляющие дискурса о множественных любовных отношениях. К. Клессе
О профессоре Хелен Фишер и настоящей любви. Е. Пушкарев
«Романтическая любовь»: аспекты, анализ и последствия. Е. Пушкарев
Общество потребления и его антилюбовная сущность. Е. Пушкарев
О деструктивном влиянии "общества потребления" на половую любовь. Э, Фромм
Мужчина и женщина: совместимость, любовь. Е. Пушкарев
Мужчина и женщина: отношения. Е. Пушкарев
Мужчина и женщина: лидерство в любви и браке. Е Пушкарев
